Е. В. Гутнова. К вопросу об иммунитете в Англии XIII века. Часть 5

Право returnus brevium обычно принадлежало титулованным особам — эрлам, архиепископам, епископам, а также крупным монастырям. Основные слои даже крупных землевладельцев Англии довольствовались лишь правом проверять свободное поручительство или правом владения сотней со всеми вытекающими из этих прав судебными, административными и фискальными привилегиями.

Мелкие землевладельцы рыцарского типа редко пользовались даже правом проверки свободного поручительства.

При сопоставлении имен владельцев этого права, фигурирующих в Сотенных свитках 1274 года, с размерами их держаний, указанных для пяти центральных графств Англии в Сотенных свитках 1279 года, бросается в глаза, что в основном — это лорды, владеющие 1000, 1500 акрами земли (RH II, р. 671. Роджер Герефорд (Roger Hereford) владел исключительно правом проверки свободного поручительства; у него насчитывается 1222 акра (RH II, р. 676). Сергрев (Nich. Sergreve) владел исключительно правом visus; у него насчитывается 1080 акров (RH II, р. 415). Констанс де Мортейн (Constance de Morteyn) владел исключительно правом visus; у него насчитывается 1200 акров) и что очень редко это право принадлежало лордам, имеющим меньше 500 акров.

Исключение составляет только Кембриджшир, где, вероятно вследствие большой дробности земельных держаний, правом проверки [116] свободного поручительства иногда пользовались держатели 100, 120, 200 (RH II, р. 415. Генри Этер (Henry Ater), владевший 92 1/2 акрами, пользовался правом visus. Этим же правом в своем поместье в 120 акров пользовался Николаус Барентон (Nicholaus Barenton) ) акров. Но Кембриджшир, отличавшийся очень своеобразной поместной структурой, очевидно не типичен и в смысле характеристики иммунитетов.

В общем же рыцари, как представители определенного социального слоя мелких и средних феодалов, в массе не пользовались в Англии XIII века широкими иммунитетными правами. Эти последние следует рассматривать как привилегию крупных феодалов-баронов.

Слабое распространение в Англии XIII века ярко выраженных форм иммунитета и преобладание иммунитетных прав, связанных с низшей юрисдикцией, составляет своеобразие английского иммунитета. Но, пожалуй, еще ярче оно сказывается в ограниченности социального влияния лордов-иммунистов. Конечно, в отношении крепостного крестьянства английские феодалы пользовались не меньшей властью, чем феодалы на континенте. Виллан, лишенный права обращаться в королевский суд, находился в полной власти феодального произвола.

То же относится и к значительной части свободного крестьянства — малоземельной бедноте, представители которой, не располагая для этого средствами, не могли практически обращаться в королевский суд и находились во власти сеньериальных судов и администрации. Да и само центральное правительство, в качестве органа феодального эксплоататорского государства, вело политику, враждебную эксплоатируемым крестьянским массам и отнюдь не склонно было препятствовать произволу феодалов по отношению к крестьянам. Но в отношении средних и зажиточных фригольдеров и держателей рыцарского типа, власть английских иммунистов была значительно ограничена центральным правительством. В этих социальных слоях королевская власть Англии издавна видела своих союзников в борьбе с сепаратистскими стремлениями баронства и поэтому ревниво следила за тем, чтобы не выпускать их из сферы своего влияния, контролируя деятельность иммунитетов в этом отношении.

Правда, на первый взгляд сфера влияния лордов-иммунистов в Англии XIII века представляется не менее узкой, чем на континенте. Если право держать свободную курию распространялось только на держателей феодала, то право проверки свободного поручительства часто (а право владения сотней и особенно право returnus brevium — всегда) выходило за границы личных феодальных связей и распространялось на всех жителей манора или даже сотни, независимо от того, являлись ли они держателями лорда-иммуниста (При описании права visus в PQW обычно прибавляется «dе omnibus commorantibus in manerio suo», или же «de omnibus tenentibus in suo manorio», или просто «in manorio suo») .

При наличии высшей юрисдикции в руках иммуниста он обыкновенно имел право суда, с одной стороны, над всеми жителями иммунитетной территории, а с другой — по всем преступлениям, совершенным в пределах этой территории, кем бы они ни были совершены. Некоторые иммунисты в силу особой гарантии имели право привлекать в свою курию все дела, возбуждаемые против их людей держателями других лордов (1-й Уэстминстерский статут, Statutes of the Realm, t. I, p. 34 и PQW, p.264, 267, 305, 593). Но это право, которое некоторые исследователи считают большим расширением иммунитета, в Англии, судя по PQW, встречалось редко. Во всяком случае в сферу юрисдикционного влияния крупного иммуниста, [117] несомненно, попадали все жители иммунитетной территории, как вилланы, так и свободные, как держатели лорда-иммуниста, так и держатели других лордов, а иногда даже и самостоятельные лорды — рыцари и бароны, если их земли лежали в пределах иммунитета.

Это влияние было, однако, гораздо слабее, чем на континенте. Юрисдикционные права массы феодалов были, как мы видели, очень незначительны. Еще более ограничено было их влияние в фискальном и военном отношениях. Свободное население графств платило в пользу феодала- иммуниста обычно только платежи, связанные с местной юрисдикцией. Даже при самых широких иммунитетных правах общегосударственные налоги с привилегированной территории собирались в пользу короны специальными королевскими сборщиками. Таким образом, в фискальном отношении феодал-иммунист не играл здесь той посреднической роли, которую он выполнял на континенте.

Военный контроль иммуниста над подвластной территорией юридически вовсе был исключен, так как со времени Солсберийской присяги все феодалы Англии должны были нести военную службу только в пользу короля, а ассиза о вооружении Генриха II и Уинчестерский статут Эдуарда I закрепили этот принцип, обязав к военной службе в пользу короля не только рыцарей, но и все свободное население Англии. Какой бы широкой юрисдикцией ни пользовался иммунист, он не имел права по своей инициативе и для своих нужд собирать в своих владениях военные силы. В PQW нет ни одного процесса, в котором бы шла речь о подобном праве. Если же на практике подобные случаи имели место, то только во время острых политических конфликтов, когда феодалы в силу своего влияния поднимали своих вассалов против других лордов или самого короля. В обычное время подобные случаи рассматривались как злостные нарушения королевских прав. Это видно уже из того, что расследование 1274 года должно было среди прочих вопросов ответить и на следующий: «Принуждали ли какие-нибудь лорды или другие без приказа короля кого-нибудь к поднятию оружия и когда?» (RH I, р. 2)

На всем протяжении Сотенных свитков 1274 г. указан всего один такой случай самовольного поднятия оружия со стороны эрла Серри (RH II, р. 210. Исключение составляли только лорды пограничных с Уэльсом территории, которые обычно сами организовывали свои военные силы).

Таким образом, сфера социального влияния английских иммунистов в отношении свободного населения в XIII веке была со всех сторон ограничена. Это нашло свое особенно яркое выражение в том своеобразном положении, которое занимали иммунитеты в политической системе феодальной Англии. Независимо от широты своих привилегий, каждый феодал-иммунист находился под постоянным контролем центрального правительства и его должностных лиц. Право проверки свободного поручительства, и без того достаточно ограниченное, часто еще более ограничивалось обязательным присутствием в курии лорда королевского бейлифа (Coram serviente domini Regis in presentio 'ballivo hundredi, PQW, 398), который контролировал правильность процедуры.

Право returnus brevium, как отмечалось выше, не освобождало иммунитетный манор от периодических посещений агентов центрального правительства. Кроме того, если слуги иммуниста плохо выполняли предписания центрального правительства, то шериф в некоторых случаях мог нарушить запрещение и вступить на территорию иммунитета для выполнения королевского приказа. Это право шерифа было специально [118] оговорено в статьях 9 и11 Кларендонской ассизы и в статье 17 Уэстминстерских провизий (Stubbs. Selected Charters, p. 144, 404).

Наконец, иммунисты, имевшие право высшей юрисдикции, могли начинать процессы в своих куриях только по специальному судебному приказу из королевской канцелярии, который они получали в королевских судах или от разъездных судей. Более того, в некоторых случаях разбирательство в иммунитетном суде должно было происходить обязательно в присутствии королевского судьи в качестве наблюдателя (Например, в иммунитете архиепископа иоркского Беверлако (Веvегlасо), который пользовался правом placita coronae, судья архиепископа мог разбирать дела только в присутствии разъездных судей, которые являлись туда для наблюдения за иммунитетным судом (PQW, р. 305)). Только немногие иммунисты, имевшие право издавать приказы, обходились без подобного контроля.

Пожалуй, еще более важным моментом, ограничивающим влияние иммунитетов, было существование рядом с ними королевских сотен и графств, с их должностными лицами, с их общими собраниями свободного населения, которые функционировали наряду с иммунитетными судебно- административными органами па местах. Эта параллельная иммунитетам система местного управления, ведшая начало с англо-саксонских времен, служила, с точки зрения центрального правительства, образцом, которому должны были следовать иммунисты в своей судебной и административной деятельности. Сами феодалы рассматривали эту систему как критерий правильности пользования своим иммунитетом. Описывая во время процессов quo warranto свои привилегии, они то и дело ссылаются на практику этих местных публичных учреждений и должностных лиц.

Проверку поручителей они проводят два раза в год, «как это делает шериф, и по тем же вопросам, что и он», судебные права, связанные с правом returnus brevium, они определяют как дела, подсудные шерифу (placita virecomitis). Когда дело идет о высшей юрисдикции, то она определяется как placita соronae. Если же феодал не хочет равняться по этому образцу, то он рискует потерять свои права в пользу короны.

Так в местном управлении феодальной Англии XIII века существовали две (Точнее, даже три; но так как в области местной администрации власть королевского представителя — шерифа фактически осуществлялась с помощью собраний графств, которые к XIII веку утратили всякую самостоятельность по отношению к центральному правительству, то не будет ошибкой отнести эти органы местного управлении и органы центральной администрации к одной системе, противостоящей системе иммунитетов) различные, но взаимно переплетавшиеся системы суда и администрации: система иммунитетов, сложившаяся в процессе развития феодализма, и система древних, дофеодальных местных учреждений, сложившаяся еще до нормандского завоевания и приспособленная английским феодальным государством для своих целей.

Как показывают Сотенные свитки 1274 года, эти две системы сосуществовали в Англии XIII века относительно мирно.

Отвечая на один из вопросов анкеты 1274 года о том, кто из феодалов злоупотребляет своими иммунитетными правами, расследователи обычно приводят лишь мелкие злоупотребления феодалов, направленные не столько против интересов короны, сколько против частных лиц (RH I, р. 81, 119, 183, 192). Мало-мальски серьезные столкновения между иммунитетными властями и королевской администрацией исчисляются на протяжении Сотенных свитков [119]единицами (RH I, р. 395, 318, 51; II, р. 250, и это всё). Дело здесь не только в том, что обе эти системы представляли органы феодального государства на местах. Одинаковая феодальная эксплоататорская основа частной власти феодалов и центральной королевской власти в середине века никогда не мешала ожесточенным столкновениям между ними. То, что в Англии существовало тесное переплетение двух столь различных по своему происхождению систем местного управления, является одной из ярких особенностей английского феодального государства (В странах континентальной Европы иммунитетные судебно-административные органы уже в конце IX века почти полностью поглотили старинные местные учреждения сотен и графств). Королевская власть, которая в Англии всегда была относительно сильна, сумела со времени нормандского завоевания постепенно подчинить себе и использовать в своих целях и старинные местные учреждения — собрания сотен и графств, и иммунитеты, поставив и те и другие под контроль центрального правительства.

Однако при всей подчиненности английских иммунитетов королевскому контролю, при всей их слабости и незавершенности, все же между королевской властью в Англии и феодальной аристократией на протяжении всех средних веков существовали известные противоречия, характерные для всякого феодального государства: противоречия между стремлением королевской власти к централизации и сепаратистскими тенденциями крупных феодалов. Это было противоречие внутри господствующего класса феодалов, которое отнюдь не носило антагонистического характера. И король как глава феодального государства, и бароны, составлявшие верхушку феодального класса, прежде всего были заинтересованы в организации феодальной эксплоатации. Но это не мешало им бороться между собой за политическое влияние в центре и на местах и за большую часть в доходах, связанных с правом суда и административного управления на той или иной территории. Старинные местные учреждения сотен и графств постепенно превратились в оплот центрального правительства на местах (Конечно, за исключением тех случаев, когда сотни оказывались в частных руках), тогда как феодальные иммунитеты в самом своем подчинении носили на себе следы своего первоначального происхождения и оставались в первую очередь органами частной власти. И это особенно ярко проявлялось в минуты слабости королевской власти, когда английское баронство, как это было в 1215, 1258 и отчасти в 1297 г., пыталось отстоять свою независимость от притязаний короны.

В повседневной же жизни провинциальной Англии эти потенциальные сепаратистские тенденции проявлялись в мелочных столкновениях между иммунистами и местной королевской администрацией за влияние на свободных жителей графств. Это находило свое наиболее яркое выражение в борьбе за привлечение в курии лордов тяжущихся и присяжных из числа свободных жителей графств, обязанных посещать собрания сотни и графства.

Описаниями подобных случаев пестрят Сотенные свитки 1274 года и Placita de quo warranto (Например, RH, I, р. 23, 239, 449, 507, 510, 26G, 207, 13, 224; II, р. 8 (и мн. др.)).

 

Рубрика: Статьи.