О. В. Дуров. Образ жизни кастильского рыцаря XIII века. Часть 3
Не только сражения с маврами, но и битвы между единоверцами-христианами носили драматический характер. Родриго Хименес де Рада, выдающийся писатель и церковный деятель XI11 в., в своей "Готской истории", среди прочего, сообщает о подвиге рыцаря-знаменосца из местечка Олеа, отличившегося в битве при Кампо-де-Эспина (начало XII в.). В этом жестоком и кровопролитном сражении между кастильцами и арагонцами, сторонниками и противниками короля Альфонсо I Воителя, погибло множество воинов с обеих сторон. Кастильцы потерпели поражение, и почти все их вожди (за исключением спасшегося бегством графа Педро де Лара) пали в бою. Когда победа уже клонилась на сторону арагонцев, под отважно сражавшимся рыцарем из Олеа был убит конь Он упал на землю, и враг отрубил у него обе кисти. Но рыцарь сумел подняться, и, прижимая к себе знамя тем, что осталось от его рук, нашел в себе силы еще и подбадривать своих товарищей громкими криками: "Олеа! Олеа!" 29 .
Принявший посвящение в рыцари перед битвой при Херес-де-ла-Фрон-тера (1231 г.) Гарсия Перес де Варгас вступая в бой должен был стремиться делом доказать свое право на принадлежность к рыцарскому "Ордену". Противником кастильцев был Абенхут. Он сумел поставить под свой контроль большую часть территории Андалуса (мусульманской части Испании), подняв мятеж под флагом защиты истинного ислама как от господствовавших в Андалусе берберов-альмохадов, которых он объявил еретиками, так и от христиан. Его воины шли в бой, изобразив на своем оружии особые символы черного цвета в знак исполнения ими особой божественной миссии. В свою очередь, кастильцам, вступившим в битву со своими традиционным боевым кличем "Сантьяго", казалось, что на их стороне и вправду сражается святой покровитель Испании. Ссылаясь как на слова участников боя, так и на свидетельства взятых в плен врагов, хронист утверждает, что среди христиан сражался чудесный рыцарь, облаченный в белое, на белом коне и с белым знаменем в руке, а за ним гнел "легион" белых рыцарей, и "ангелы парили в воздухе над ними", и разили они мавров так, как никакой другой отряд кастильского войска.
В тексте хроники описание видения призвано подчеркнуть ожесточенность схватки. Именно там впервые отличился Гарсия Перес, который, по словам хрониста, "покрыл славой начало своего пребывания в ранге рыцаря". Следуя нормам рыцарского кодекса чести, он сполна оправдал оказанное ему доверие. Он разил врагов без пощады, находясь в самой гуще схватки. Трижды под ним убивали коня, и трижды он поднимался, снова вступая в бой. С того дня и пошла его воинская слава, пока не стал он, по словам хрониста, "человеком, которому никогда не сумеют воздать должное все похвалы и славословия, какие только есть в мире".
В сражении при Херес-де-ла-Фронтера проявил себя и старший брат Гарсии - Диего Перес, вассал того же графа Алваро Переса (по всей видимости как старший Диего был посвящен в рыцари ранее). Также, как и его [62] младший брат, он постоянно находился в самой гуще боя. Даже оружие не выдержало напряжения битвы: сначала сломался меч, а затем - копье, и тогда он рывком вырвал из земли небольшое оливковое дерево вместе с корнем и приставшим к нему куском дерна и стал разить врагов направо и налево. Восхищенный его действиями, граф Альваро Перес воскликнул: "Так, Диего, так! Круши, круши! (исп.: "machuca, machuca!)". От слова "крушить" (по- испански - "machcar") и пошло прозвище Диего Переса - Мачука, унаследованное его потомками 30 .
Разумеется, содержание приведенных фрагментов, включенных в текст наряду с описанием чуда (явления Сантьяго) преисполнено дидактики, вполне отвечавшей целям создания "Первой всеобщей хроники". Но даже с учетом этого факта, изложенное не оставляет сомнений в том, что война на Пиренейском полуострове XIII в. (говоря словами К. Санчеса-Альборноса) никоим образом не напоминала "балетные па". Битвы были жестокими, а уроза смерти - более чем реальной.
Если учесть, что кастильские рыцари XIII в. посвящали службе большую часть своего времени 31 , и что основу этой службы составляли непосредственные военные обязанности, получается, что призрак смерти должен был витать над ними едва ли не постоянно. Данные источников подтверждают обоснованность такого предположения. Более того, существуют красноречивые свидетельства того, в какой мере ощущение постоянной и непосредственной угрозы жизни осознавалось самими рыцарями. Симптоматично, что это свидетельство вкладывается хронистами в уста одного из братьев Варгас - Диего.
Случилось так, что близкая родственница его сеньора и сопровождавшие ее дамы были застигнуты врасплох большим мавританским отрядом эмира Гранады Абена Аламара и укрылись на высокой скале. Их спасение зависело от горстки рыцарей-вассалов графа Альваро Переса. Опасаясь почти неминуемой гибели, воины сначала колебались, но Мачука пламенной речью сумел переломить их настрой, и, ценой значительных жертв, дамы были спасены. Какие же аргументы Диего оказали столь сильное воздействие на его товарищей, что они решились принять бой, который для многих из них стал последним? Ответ поразительно прост: Мачука говорил прежде всего о неотвратимости близкой смерти, способной настичь рыцаря в любой момент. А потому, нет смысла избегать ее. Свои мысли следует обратить к вечным ценностям, гораздо более прочным, чем эфемерное материальное бытие. Приведем часть монолога дословно, ибо она более чем красноречива: "Мы не сможем избежать кончины, которая настигнет нас или сейчас, или потом, так почему же мы так боимся ее? Если же примем смерть [прямо] сейчас, действуя по праву и нормам [вассальной] верности, как сделал бы каждый достойный человек, то обретем великие почести и пойдет о нас честная и добрая слава" 32 .
Все сказанное выше можно суммировать в трех основных тезисах. Первое. Кастильские рыцари XIII в., как и их собратья за Пиренеями, были профессиональными военными, вся жизнь которых, с раннего детства была связана с военной профессией: именно к этому их готовили с детства. Второе. Война, которую они вели, была жестоким испытанием, сопряженным с постоянным риском для жизни. Третье. Рыцари, главное действующее лицо военных действий, отнюдь не были чужды страха смерти. Они испытывали колоссальные психологические нагрузки. Возникает вопрос: по каким же причинам возникала поэтизация войны, лишь за редчайшими исключениями 33 , свойственная средневековому сознанию? Рассказ о братьях Перес де Варгас, сохранившийся в тексте "Первой всеобщей хроники" в совокупности с информацией других источников, позволяют дать ответ и на этот вопрос.
Во-первых, именно война рождала то ощущение избранности, которое определяло сознание рыцарей как неотъемлемой части феодального класса 34 . Приведенный выше монолог Мачуки позволяет глубже понять психологические основания такого чувства, а именно - сознание обреченности на [63] смерть, и проистекающие от этого повышенные требования и к себе, и к своим собратьям, и к жизни вообще. Именно на этом чувстве избранности и основывались специфически -рыцарские этические нормы, отделявшие этот привилегированный слой от остальной части общества: уступить естественному страху смерти означало отречься от права на особое положение. Не случайно, выделяя себя и своих товарищей из окружающего мира, Диего начал свою речь словами: "Все вы - рыцари и идальго, и вы должны знать, как следует поступать в подобном случае" 35
В свою очередь, это чувство избранности должно было порождать обостренное восприятие справедливости и несправедливости. Не случайно вера в неизбежное торжество справедливости отличает и составителей "Первой всеобщей хроники", рассчитанной главным образом на рыцарскую аудиторию. Одно из свидетельств подобного рода прямо касается биографии одного из братьев Перес де Варгас - Диего. Накануне уже упоминавшейся битвы при Херес-де-ла-Фронтера воины принимали последнее причастие перед боем. Именно тогда, перед лицом Госпола, клирики настояли на том, чтобы два "смертельных врага", два рыцаря из Толедо, Диего Перес и Педро Мигель, простили друг друга на время сражения. Практическая необходимость этого требования понятна: не стоило подвергать враждующих соблазну посчитаться с недругом во время битвы. Правда в конфликте была на стороне Диего Переса, но он изъявил готовность вмять словам священников. Педро же упорно отказывался, заявляя, что согласен лишь на окончательное примирение, сопровождавшееся традиционным объятием (по словам хрониста, гораздо более сильный, чем его кровный враг, он замыслил просто удушить его). В итоге, примирение так и не было достигнуто, но Диего, сражавшийся в самой гуще боя, остался жив, а его противник пал, причем тело его так и не обнаружили. Происшедшее всеми свидетелями было расценено как подлинное чудо, как проявление неизбежного торжества промысла Божьего 36
Далее. Рыцарям Средневековья не было и не могло быть свойственно отрицание войны в смысле неприятия насилия как такового. Их склонность к насилию объясняет более жесткие меры ответственности, налагавшиеся на рыцарей за стремление добиваться цели насильственным путем (правда, и аналогичные деяния, совершенные в отношении их самих, карались предельно жестоко). К тому же, следует учесть, что слабая по своей природе феодальная власть в принципе не могла предотвратить насильственных форм разрешения конфликтов: она лишь стремилась перевести их в более или менее контролируемое русло. Именно поэтому средневековое общество (и не только в Кастилии) оказывалось буквально проникнутым насилием. Показательно, что нормы местных фуэро в известных случаях вынуждены были примиряться с актами прямого самосуда. Даже клирики, которых, казалось бы, сам статус обязывал быть хранителями мира и спокойствии, расхаживали по городским улицам с длинными ножами и ввязывались в кровавые драки 37 .
Светское же общество (не только рыцари), было буквально напичкано оружием. Нормы местных фуэро, регулировавшие жизнь кастильских консехо в XIII в., дают многочисленные свидетельства на этот счет. Собрании общин нередко перерастали к ожесточенные схватки: шли стенка на стенку в рукопашную, с камнями, палками, ножами, а иногда - и с боевым оружием. Жестоко дрались из-за межей: община шла на общину. Но особенно жестокими были стокновения по поводу взятия залога, которое одна из сторон рассматривала как незаконное. Характерен следующий фрагмент из пространной записи прецедентов, дополнявших фуэро кастильского городка Кастро-хериса и зафиксированных в грамоте, изданной королем Кастилии и Леона Фернандо III в 1236 г., т. е. приблизительно в то же время, когда состоялась битва при Херес-де-ла-Фронтера, в которой отличились братья Перес де Варгас: "В те дни пришел Диего Перес, и взял в залог наш скот, и направился в местечко Силос, и мы (т. е. "мужчины из Кастрохериса". - О. А.) последовали за ним, и разорили то местечко, и тамошние падании (сеньориальные [64] учреждения. - О. А.), и убили там пятнадцать человек, и нанесли тамошним людям большой ущерб, и насильно вернули свой скот" 38 .
Но дело было не только в том, что психологическое состояние и система ценностей, присущие рыцарям, не вступали в противоречие с современным им обществом. Важно отметить и тот факт, что стихия войны несла профессиональным воинам не только неизбежные страдания и лишения, но и давала значительные возможности для продвижения по социальной лестнице. И здесь следует вновь обратиться к примеру братьев Перес де Варгас. Мы уже говорили о том, что для Диего личная храбрость открыла путь наверх, и его потомки заняли высшие ступени в социальной иерархии Кастилии, а затем - и объединенной Испании. Но то же самое можно сказать и о Гарсии. Он участвовал в битве при Херес-де-ла-Франтера будучи уже не особенно молодым, занимавшим весьма скромное положение оруженосца. В походе он проявил недюжинное личное мужество и презрение к смерти, о чем уже говорилось выше. Но в интересующем нас аспекте особенно показателен последний эпизод из биографии Гарсии из числа описанных в "Первой всеобщей хронике". Речь идет о событиях периода осады мавританской крепости Триана. Гарсия шел в бой со щитом с эмблемой - изображением "белых и фиолетовых волн". Для простого рыцаря, не имевшего права на собственный герб, иметь такой щит было непростительным бахвальством 39 . Но ситуацию усугубило еще и то, что точно такой же знак в качестве личного герба избрал некий знатный дворянин (инфансон), который и поспешил выразить свое неудовольствие.
Для Гарсии дело могло обернуться серьезными неприятностями, но ему удалось избежать их. Он отличился во время набега на вражеские укрепления, возведенные перед городскими воротами, самоотверженно сражался с преобладающим по численности врагом, и его щит с белыми и фиолетовыми волнами постоянно виднелся впереди атакующих. Когда Гарсия вернулся в лагерь, инфансон выдвинул ему публичные претензии. Однако тот не растерялся, и предложил решить спор в бою, а именно - повторить опасную атаку: она лучше всего прочего покажет, кто имеет право на эмблему. Инфансон ответил отказом, и был вынужден признать право первенства за Гарсией. Так простой рыцарь обзавелся гербом. Об этом тотчас же стало известно королю, и он, с согласия знати, тут же утвердил право на герб за вассалом, уже известным своей отвагой. Так Гарсия сравнялся в положении с инфансоном. Его потомки не остановились на достигнутом, и дали начало славному роду графов де Варгас 40 .
Очевидно, что иного "пути наверх" для рыцарей, не знавших иной карьеры, кроме военной, к которой они готовились с самого детства, просто не существовало. В конечном итоге, война превращалась для них в основное, или даже единственное средство самореализации, с детских лет - и до конца жизни. Собственно говоря, на войне и протекала ее важнейшая часть. Так могли ли рыцари не превозносить воинские ценности, свой проникнутый войной стиль поведения, выработанный военными опасностями взгляд на мир?
И самое главное: в этом мире, при всей его несопоставимости с миром современным и насыщенного богатой символикой, не было ничего, что противостояло бы реальной жизни в том виде, в котором она существовала. Иными словами, не было ничего от "игры" в хейзинговском восприятии этого понятия.
Примечания
29. Roderici archiepiscopi Toletani De rebus Hispaniae. VII.2 - Hispania illustrata. T. IV. Francofurti. 1606, p. 113. Старокастильское переложение этого эпизода см. в "Первой всеобщей хронике" (PCG, р. 647).
30. Описание битвы при Херес-де-ла-Фронтера и подвигов братьев Перес-де- Варгас см.: PCG, р. 727 - 728.
31. Показательно, что местное право считало постоянно проживающими на своей территории рыцарей, проводивших там в общей сложности лишь около четырех месяцев - с середины декабря по конец апреля - май. См., напр.: CDC, р. 43, doc. n. 16 (а. 1256, Segovia).
32. PCG, p. 738.
33. См., напр., об этом: EDWARDS J. War and Peace in Fifteenth-Century Castile: Diego de Valera and the Granada War. - Studies in Medieval History presented to R. H. S. Davis. Lnd. Roncevert (West Virginia), 1985.
34. X.B. Кох даже использует для определения средневекового рыцарства понятие "каста". См.: KOCH H. W. Medieval Warfare. Lnd., 1978, p. 67.
35. PCG, p. 738.
36. PCG, p. 728.
37. См., напр.: FESep.: tits. [4], [45], [48], [59], [63], 165]. Общие наблюдения о роли насилия в жизни средневекового общества см.: KAEUPER R. W. War, Justice and Public Order: England and France in the Later Middle Ages. Oxford. 1988. О примерах проявления агрессивности со стороны клириков см.: CDC, р. 25 (а. 1215).
38. См., напр.: FESep.: tit. [47], 1240]. См. также: Fuero de Castrojeriz. - MUNOZ Y ROMERO T. Coleccion de fueros municipals у cartas pueblas de los reynos de Castilla, Leon, Corona de Aragon у Navarra. T. 1. Madrid. 1847, p. 39.
39. Феодальные гербы входят в обыкновение с начала XIII в., хотя восходят к эмблемам более раннего времени. См., напр, об этом: ЧЕРНЫХ А. П. Геральдика. - Вспомогательные исторические дисциплины. М. 1990, с. 44.
40. PCG, р. 762 - 763. О наиболее известных представителях рода графов дс Варгас см.: Enciclopedia universal ilustrada europeo-americana. Т. 67. Madrid. 1980, p. 3 и др. (о прямых потомках Диего Мачуки - Ibid., p. 11 - 13).
Дуров Олег Валентинович - доцент кафедры всеобщей истории РГГУ.
Рубрика: Статьи.
