О. И. Варьяш. Иудеи в португальском праве XIII-XIV вв. Часть 2
Обратимся к законам "Книги установлений". Первое, что бросается в глаза, - неравномерное присутствие в них двух иноконфессиональных групп христианской Португалии. Сравнительно с иудеями упоминания [98] мавров крайне редки. Впрямую к ним закон относится считанные разы (LLP. P. 121, 462); в большинстве случаев они встречаются наряду с указанием в законе иудеев (LLP. P. 333, 399, 211, 418, 445, 461). Одна из двух иноконфессиональных групп заботит португальских законодателей гораздо сильнее другой. Каковы же причины этого интереса?
Наибольшее количество установлений имеет в той или иной мере ограничительный характер. Болезненная точка взаимоотношений короны и иудеев - ростовщичество. Оливейра Мартинш считает, что при Афонсу Энрикеше (ХII в.) за получение процента со ссуды полагалась смертная казнь, но на практике это положение все же не применялось 13. С запрещением ростовщичества мы сталкиваемся прежде всего в "Книге законов и установлений". Афонсу III в своих актах подчеркивает, что процент не должен быть взыскан, даже если долг не отдан в течение долгого времени. Справедливости ради надо заметить, что закон направлен против ростовщичества вообще и упоминает такие ростовщические отношения "между иудеем и христианином" как один из возможных случаев (LLP. P. 26).
При Афонсу IV были приняты наиболее решительные и последовательные меры в борьбе с ростовщичеством. "Книга законов и установлений" дает несколько вариантов подобных законодательных актов. Первый из приводимых "Книгой" законов Афонсу IV запрещает взимание процента "и христианину, и иудею, и мавру" (Р. 322-324). Он не датирован, и "Книга" включает в себя еще два очень близких по тексту варианта этого закона (Р. 398, 417). А датировано установление 1349 г., в котором Афонсу IV, указав на существование у иудеев заемных писем, с помощью чего они отнимают у христиан имущество, повелел провести расследование всех дел по долгам христиан иудеям, найти записи о них и представить королю. Вторым шагом было расследование этих дел в иудейских общинах. Характерна формулировка, использованная законодателем: "Повелеваю узнать в общинах иудеев, что они хотят возразить против этих записей" (Р. 443). Нам еще придется вернуться к этим словам; здесь же отмечу лишь, что расследование переносилось в пределы иудейской общины, т.е. на территорию действия иного права. Третьим пунктом того же установления явился приказ приостановить все дела по долговым обязательствам и продажам имущества за долги иудеям, как начатые, так и ждущие производства, впредь до решения короля. Наконец, любым должностным лицам запрещалось решать дела в пользу иудеев, даже по представлению грамот, выданных ранее королем или его должностными лицами (Р. 443).
Этот ордонанс был издан Афонсу 6 июня 1349 г. Видимо, в течение трех недель проводилось расследование, выявившее если и не истину, то обилие долговых дел по задолженности. Во всяком случае 28 июля того же года последовал указ на многих листах против ростовщичества, начинавшийся строгим напоминанием: "некоторые, обманывая законы, [99] созданные нашими предками и нами, в коих мы запрещаем, чтобы кто-либо совершал ростовщические договоры, под угрозой наказания тем, кто так поступает, а также [тем]... кто совершает со злонамеренной хитростью тайным образом сделки купли и продажи и обмена и другого рода договоры [заключает], в которых скрыто содержится процент, и тем наносили и наносят гораздо больший ущерб, чем те, кто совершает их... открыто" (Р. 443-444). Как показывает текст указа, он не был направлен прямо против иудеев и только против них. Пояснив, почему столь пагубно ростовщичество для государства, Афонсу IV запрещает заключение договора на срок "иудею и с христианином, и с мавром". Точно так же это запрещено христианам по отношению к иудеям и маврам и соответственно маврам по отношению к другим конфессиям. Занятно, что после общей преамбулы закона, осудившей ростовщическую деятельность любого, при уточнении не оговаривается возможность взимания процента с собрата по религии. Можно было бы предположить, что это связано с принципом невмешательства во внутренние дела иудеев и мусульман. Однако отсутствие такого уточнения и по отношению к христианам, несомненно, подлежавшим такому запрету, дает возможность говорить лишь о недостаточной проработке ордонанса.
В то же время срочные договоры, не заключающие в себе в скрытой или явной форме взимание процента, дозволяются лицам одного и того же вероисповедания. Объяснение этого различия, содержащееся в тексте самого закона, крайне просто и логично: ибо лица разных конфессий не могут одинаковым образом поклясться в том, что сделка не таит в себе ростовщического элемента (Р. 447). Так один из принципов средневекового права - "каждый судится по своему закону" - наряду с функцией разобщения обладавший и функцией уравнивания лиц разной этнической и конфессиональной принадлежности перед судом, в данном случае, выразившись в формулировке "оба клянутся согласно своему закону", приводит к полному разрыву связей, к представлению о принципиальной невозможности доверия и контакта.
На первый раз ордонанс предусматривал одинаковые ограничения и одинаковые наказания для всех трех групп. Однако нарушение закона в третий раз карается по-разному: все они полностью лишаются своего имущества, но христиане и иудеи при этом навсегда изгоняются из королевства, а мавры обращаются в рабство (Р. 446). Такое различение проистекает, очевидно, из положения мусульман как завоеванного народа, а не просто исповедовавшего другую веру.
Кроме уже отмеченных в составе "Книги законов и установлений" есть еще два указа Афонсу IV о ростовщичестве, по своей направленности резко отличающиеся от предыдущих. Оба они не датированы. Составитель "Книги", обозначив один из них как "второй закон" короля Афонсу IV, поместил его перед актами кортесов 1352 г., получившими титул третьего закона. Таким образом, следуя за средневековым законником, мы можем предположить, что эти два указа также относятся к концу сороковых годов. Возможно, что они следовали за указами [100] 1349 г., ибо в них в качестве побудительного мотива их создания упомянуты сообщения "достойных веры" людей, т.е. жалобы и петиции, в которых рассказывается о перезаключении сделок после запрета, видимо, 1349 г., таким образом, что христиане несут убытки еще большие, чем до этого (Р. 425-426). Оба эти указа делают значительный акцент на ущерб, наносимый королевству и христианам иудеями-ростовщиками. При отсутствии в преамбуле обличения ростовщичества вообще, как в предыдущих ордонансах, что могло объясняться разными, в том числе и техническими, причинами, несмотря на эти причины, существующий текст воспринимается гораздо жестче и оставляет впечатление прямого обвинения уже в адрес одной конфессиональной группы. Подспудно формируется тенденция подмены законодательных актов, регламентирующих экономическую деятельность (или один из ее видов), вообще актами, рестриктивными по отношению к одной группе населения. И в этом переживание принципов средневекового права тоже сыграло негативную роль: наличие групп, пользующихся автономным правом, позволяет преследовать не преступление как таковое, а группу, его совершающую (а в потенции и могущую совершить) 14.
Если же рассматривать приведенные законы как отражение взаимоотношений короны и иудейской общины в сфере права, то пока они не вышли за пределы традиционного невмешательства во внутреннюю правовую жизнь жудиарии, ибо регламентировались фактически взаимоотношения между христианами и иудеями, традиционно подпадавшие под действие королевского права. В то же время в какой-то степени иудей ощущается как активный (хотя и с отрицательным знаком) персонаж законодательства.
Еще одной попыткой включить иудеев в сферу действия христианского законодательства можно считать издание законов, регламентирующих порядок перехода иудея в христианство. Законы подобного рода появлялись фактически на протяжении всего сосуществования иноконфессиональных групп. В "Книгу законов и установлений" включено установление 1211 г. и еще одно, не датированное, но весьма близкое по составу вопросов и формулировкам. Одним из пунктов этого по сути ограничительного установления является запрет на попытки возвращения к прежней вере еврея, обратившегося в христианство. Под страхом утраты всего достояния закон 1211 г. возбраняет иудеям или маврам заставлять жить среди родичей сына-христианина (Р. 19). Это установление, как и смертная казнь за возвращение в ислам или иудаизм, не претендует на вмешательство в дела общины, ибо имеет дело уже с лицом, [101] покинувшим ее. Однако более поздний закон настаивает на том, что ни мавр, ни иудей не имеют права лишать имущества сына, обратившегося в христианство. По словам законодателя, он должен остаться законным наследником состояния, но при этом не иметь дел со своим отцом или матерью (Р. 122). Этим был сделан шаг к вмешательству во внутренние дела общины, в ее право распоряжаться имуществом внутри нее самой, иными словами, к попытке повлиять на нормы семейного права.
Особого внимания требует наличие в законах ряда "ни христианин, ни мавр, ни иудей". С одной стороны, характерно, что правовое сознание для наиболее общего деления социума выдвигает конфессиональный принцип, ибо в этом ряду термин "мавр", конечно, имеет не этническое содержание, а определяет вероисповедание, или по крайней мере и то и другое, с необходимостью совпадающее 15. В то же время разделение осуществляется не в рамках оппозиции "христиане" - "нехристиане", а более дробно и тем самым как бы отчасти снимает напряженность подобного двучленного противостояния. Жизненность, живость такого подхода, проистекающего, естественно, из общественной практики Португальского королевства, которая находила наглядное символическое выражение в соседстве в городах соборов, синагог и мечетей, была актуальна и для законодательства.
С другой стороны, несомненно определенное приравнивание этих трех групп. Уже сам факт упоминания их в законе таким образом включает и мавра и иудея в сферу действия королевского законодательства в качестве субъектов права, нарушая тем самым до определенной степени принцип "каждый имеет свой закон".
Иудейское право создавалось и имело силу для сообщества, объединенного религией, историей и происхождением. Это резко противопоставило его любой правовой системе Европы эпохи средневековья, в значительно меньшей степени, чем иудейское право, но также пронизанной морально-религиозными началами. Христианское средневековое право как таковое (не в виде конкретных законов, актов, привилегий и т.п., а как область общественного сознания) отторгало иудея как субъекта права, как впрочем, и мусульманина 16. Для Пиренейского права это типично, так же как и для других районов Европы, несмотря как на раннее оформление именно территориального права, так и на долгое сосуществование иноконфессиональных общин. [102]
Городская жизнь, формировавшая общность, основанную на иных, не этнических и не конфессиональных принципах, заставляла королевскую власть делать попытки объединениях разных правовых систем под своей эгидой. Однако та же городская жизнь, вызвав к жизни "конкуренцию", направила эту деятельность в иное русло. Принесшее нестабильность на европейский континент XIV столетие вызывало противостояния и конфликты разного рода, тем более с иноконфессиональнымн группами. В праве это выразилось в переходе от попыток унификации к мерам ограничения и подавления.
Комментарии
13. Oliveira Marlins J. Os filhos de Don Joao I. Lisboa, 1983. P. 150-151.
14. С этой точки зрения интересно сопоставить содержание законов и заголовки, данные им позже, либо во второй половине XIV в., либо в начале XV в. составителем свода. Так, уже упоминавшийся ордонанс 1349 г., относящийся к любому, берущему процент, независимо от конфессии, получил заглавие "О том, что король запретил иудеям и другим заключать договоры на срок", а закон 1266 г. против возрастания процента во времени назван "Установление о зловредности иудеев против христиан".
15. Если при единой, объединяющей, покрывающей разные народы христианской конфессии инаковость могла осознаваться и осознавалась на этническом (или региональном) уровне, в отношении к иудеям и мусульманам разделения конфессионального и этнического подхода в средние века быть не могло. Ощущение инаковости в сугубо этническом плане - явление нового времени, да и то далеко не повсеместное.
16. Однако последнего (по крайней мере на Пиренейском полуострове) в меньшей степени, так как признавалось существование таких промежуточных групп, как ренегадо и мосарабы. Сосуществование рядом иудейских и христианских общин не дало таких последствий, видимо, в связи с тем, что иудаизм, с одной стороны, и христианство и ислам - с другой, занимали разное место в системе государственных и правовых институтов мусульманской и христианской Испании.
Рубрика: Статьи.
