Песнь о крестовом походе против альбигойцев. Лесса 211
Лесса 211
| Сражение при Базьеже завершается победой окси танцев
|
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
|
Граф рек: «Мы примем этот бой, коль небо так решит.
Есть преимущество у нас, к победе путь открыт. Враги заплатят нам за все! Столь близко вражья рать, Что остается лишь одно — Гордыню покарать. Когда б французов Бог любил, Он бы не стал ввергать Баронов сих в пучину бед, на гибель обрекать». Сказал тут графу сам Вильмюр, что верен в час невзгод: «Разумно ль вмешиваться в бой, стремясь снискать почет, Коль нет вам равного бойца, чей благороден род? Вы с теми скрестите копье, кому сам черт не брат, Ведь лишь разбойники, клянусь, нам противостоят, Фуко же опытен и смел, однако не богат. |
| Что проку в пленнике таком? На грош с него доход,
Не нужен с ним и договор, столь мал его феод. Но если люб вам стали звон и стрел смертельный лёт, То ваша милость и меня подле себя найдет!» «Прошу понять, — ответил граф, — что я не сумасброд, Но, если не вмешаюсь в бой, меж тем произойдет Беда, как мне тогда стерпеть упреков горьких гнет? Скажу, что даже сам король, стремясь врага прогнать, Обязан так же, как и все, собою рисковать, Служить примером для других и храбро воевать. Пора все бросить на весы, пора все стяги взвить! Давайте думать лишь о том, как нам врага разбить». «Сеньор! — воскликнул граф Фуа. — Мне там позвольте быть, Где место самым храбрецам, где сила силу бьет». «О граф, — ответил граф Раймон, — ведите полк вперед, Пусть ваши лучшие бойцы, о ком молва идет, И каркассонцы-храбрецы, чья слава лишь растет, В сраженье первыми вступив, с врагом мечи скрестят. Прошу вас, не жалейте сил, доколе враг не смят. Я сам, — продолжил юный граф, — возглавлю тот отряд, Что выйдет скрытно ото всех из городских ворот И на французов в нужный час внезапно нападет. Все те, кто в схватке был не раз, с кем я не знал забот, Гораздо раньше вступят в бой, чем вам на ум придет, И тут уж честь не посрамят, пустив оружье в ход». «Но враг коварен!» — рек Фуа, когда настал черед. «Друзья и братья! — рек Раймон. — Скажу на этот счет, Что я не брошу вас в беде. Какой ни будь исход Сей схватки, я не отступлю, спасая свой живот. Готов пред всеми и для всех я громко заявить, Что лучше с честью умереть, чем подло отступить. Но видит правду Царь небес, который был распят, И знает Он, что правы — мы, а недруг — виноват». И так воскликнул граф Фуа, что горд и родовит: «Прекрасно сказано, сеньор. И будет враг разбит, Коль схватку рыцари начнут, мне сердце говорит». «Сраженье, — рек Рожер Бернар, — начнем, как долг велит, И пусть дружины и полки герольд предупредит, Что трусов мы не пощадим. Все потеряет тот, Кто не пришпорит скакуна, меч в руки не возьмет!» |
||
| Омыт был небольшим ручьем. Ни мост, висевший над
Водой, ни узкая доска, ни жердь, чей бок покат, Не пролегли меж берегов. Но, жаркой схватке рад, Тот узкий ров преодолел тулузский авангард, По склону устремившись ввысь — туда, где, яр и горд, Стоял с дружиной сам Берзи, душой и телом тверд. Слились всех горнов голоса в единый звук, и вот Все задрожало — хлябь и твердь, земля и небосвод. «Вперед, французы!» — грянул клич, колебля лоно вод. «Тулуза!» — грянуло в ответ, как будто гром с высот. Весь луг гербами запестрел, все изменило цвет, От шитых шелком орифламм струился дивный свет, Склонялись копья там и сям, имея грозный вид, И били в золото кольчуг. Земля из-под копыт Летела. Гнев питал сердца. Был кровью луг омыт. Сеньоры, напрягите слух, и пусть вас Бог хранит! Хотя опасность велика, но тверд сердец гранит И стойко держатся бойцы, терпя урон и вред. Так рек товарищам своим Гильем де Сепорет:3 « Кому во всех его делах удача шлет привет? Чье благородство, доблесть, честь лишают нас побед? Чье имя громче и грозней, чем всех церквей набат? Клянусь, то юный граф Раймон, чьей славе нет преград! Коль мы Раймона не убьем, не будет враг разбит, Ему мир славу воспоет, о нас же — воскорбит». Красив и грозен юный граф. Кого не вдохновит Его пример? Подобно льву, что буен и сердит, Граф, в гущу схватки устремясь, своих врагов разит. Схватившись с Жаном де Берзи, чей шлем не зелен — сед, Граф, первый отразив удар, такой нанес в ответ, Что панцирь недруга не спас, не защитил дублет. Был ранен доблестный Берзи, чем внес в сердца разлад, И, чрез врага переступив, Раймон вскричал: «Бог свят! В куски рубите чужаков, что нас пленить хотят!» Вот в обороне круговой, спина к спине, стоят Французы -Жак, Эврар, Тибо — достойны все наград. Отважно бьется юный граф, помочь тулузцам рад. Поют все трубы и рога и все мечи звенят, Всяк рыцарь рубит, колет, бьет, являя свой надсад; Меж тем Гильем де Сепорет, точа проклятий яд, Подкрался к графу со спины, на хитрость тороват. |
||
| Он графа в панцирный ремень ударить норовит,
Кольчужный пояс разорвав, ликует и кричит. Раймон же, панцирь потеряв, ни ранен, ни убит, Меча и шлема не лишен, да и с коня не сбит. Все злей, все яростней резня, повсюду бой кипит, Мечом и тяжкой булавой в сяк щит врага громит, И щит, на коем без числа щербин, зазубрин, мет, Так бьет порой в павийский шлем (а шлем не раз воспет!), Что не выдерживает сталь, которой крепче нет. Граф де Фуа велит стрелкам искать в броне просвет, В уздечки призывает он нацелить арбалет, Но не сдается и Фуко, дав небесам обет, И стали звон его пьянит, как скрягу — звон монет. Решив, что честь свою спасут и жизни сохранят, Все в обороне круговой, спина к спине, стоят Французы — Жак, Эврар, Тибо. Однако Юк, что рад Скрестить с французами мечи, бароны и народ, С наскока, с кличем боевым метнув копье иль дрот, Напали на своих врагов, заслон сметая тот. И вот уж приняли дела печальный оборот Для всех французов! Ведь они, мешая кровь и пот, Вертелись как на вертеле, в крови до самых пят, И защититься не могли, почуяв смертный хлад. Был вмиг разрушен ратный строй, тот грозный монолит. Французы, так и не узнав, откуда смерть грозит, Снопами падали с коней, теряя меч и щит. Взялись за дело те, кто пеш. Кинжалы их вершат Судьбу упавшего врага. И рубят, и крушат Тулузцы рыцарей Креста. И там, и сям лежат Лодыжки, головы, ступни. И я, коль стих не лжет, Скажу, что копья и мечи, чья сталь, как пламя, жжет, Сплошным ковром покрыли луг. Не мог и камнемет Столь много проломить голов. Стекала кровь из-под Разбитых шлемов. Дол и склон, скажу не для красот, Покрылись коркой кровяной. Казалось, в час расплат Потеет кровью вся земля, поля кровоточат. Ждала погибель чужаков, не многих спас Господь. Лотрек, Фуко, Тибо и Жан, тем сохраняя плоть, Сдались и были взяты в плен. Зато другим ломоть, Зане убиты и мертвы, вовек не преломить. |
||
| Свершилось чудо из чудес. Раймон врага сломить
Сумел, не понеся потерь, и мог благодарить За то святые небеса. Едва ли и навряд Не прослезились чужаки, сочтя число утрат. Граф, потерявши лишь пажа, как люди говорят, Мог снова, укрепив свой дух, к победе путь торить; И был повешен Сепорет, в бою являвший прыть! Враг по заслугам получил, готов я повторить. Французам не пришло на ум смеяться и шутить, Когда посланцы и гонцы, чтоб правду сообщить, Явились к Амори.
|
1 ...пустив коней в намет... — То есть галопом.
2 Виконт Лотрек — Сикар де Лотрек; когда в 1220 г. Раймон VII отвоевал Давор, сумевшие бежать из города крестоносцы нашли убежище в его замке; однако известно, что в 1224 г. он был в прекрасных отношениях со своим сюзереном, графом Тулузским.
3 Гилъем де Сегюрет — Пьер Гильем де Сегторет, владелец замка в Прованском маркизате; присоединился к крестоносцам, пытался убить своего законного сюзерена, за что и понес кару как изменник (ст. 180).
Рубрика: Альбигойцы.
