Песнь о крестовом походе против альбигойцев. Лесса 210

Амори де Монфор

осаждает

Марманд          

Граф де Фуа движется к

Базьежу, ему на помощь выступает юный

Раймон с отрядам воинов

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

Иной был надвое разъят, иной — расчетверен.

Собой насытив все вокруг, струилась кровь из ран,

Лодыжки, головы, ступни покрыли барбакан¹.

Лишь трое — сам сеньор Жорис, Ансельм и кастелян — Остались живы в том бою и были взяты в плен;

Постигла кара остальных, гласит сей пергамен!

Меж тем сеньор Гильем де Туж и доблестный Комменж...²

<...>

И граф Комменж, благословив ростки благих семян,

Всем сердцем принял эту весть, скажу вам не в обман.

Но я продолжу свой рассказ. С тех пор, как граф Раймон

Вернулся в отчие края³, которых был лишен,

Горит и ширится пожар, что клиром разожжен.

И сын Монфора Амори, встав во главе дружин,

Опять велит трубить поход, тревожа сон долин:

Монфор ведет свои войска дорогой на Ажен

И нападает на Марманд⁴, все превращая в тлен.

Немало с графом шло бойцов, из коих в сяк силен,

Бароны — те, что из Керси, и те, чей край — Клермон,

Достоинств чьих не перечесть и чей обширен лен,

В отличных панцирях стальных, в кольчугах до колен

В крестовый двинулись поход, спеша со всех сторон.

Но если б действий боевых не вел французский трон,

Едва ли б к ним пришел успех, сколь ни желанен он!

Ведь город свой хранил от бед, забыв покой и сон,

Сеньор Сантюль, граф д’Астарак⁵. С ним рядом Сикр, Гастон,

И Аманье⁶, и Араймфрес, настойчивый Буглон

Сражались, жизни не щадя, как было испокон,

На укрепленьях городских, чтоб не попасть в капкан,

Давали недругам отпор, скажу вам не в обман.

Все горожане, стар и млад, имея свой резон,

Взялись за луки и мечи, взойдя на бастион.

Французы, рыцари Креста, кем город осажден,

Вели осаду день и ночь, раскрыв шелка знамен,

Штурмуя подступы и рвы, ворота и донжон.

Но ни на шаг не отступал мармандский гарнизон;

И те, кто город защищал и нес врагу урон

Копьем и лезвием стальным, гоня Гордыню вон,

Столь мощный войску парижан поставили кордон,

Что пал здесь рыцарь не один, став пищей для ворон.

Но мы оставим ратный спор, сколь ни ожесточен,

И вспомним о делах других. Лишь только небосклон

Чуть посветлел, граф Сабартес⁷, лелея тайный план,

Своих бойцов вооружил. Сеньор Изарн Журдан,

Рожер Бернар и Луп Фуа, отважный паладин,

Все те, кто честью дорожит, кто тверд средь злых годин,

Сеньоры Пеш и Аймерик, кому жар сердца дан,

В далекий двинулись поход, не опустив стремян.

Скажу, что через всю страну был путь их устремлен;

И много седел боевых легло на ткань попон.

Бойцы, достигнув Лорагэ, не показали спин:

И там достались им быки и снеди сто корзин.

К Базьежу прибыл граф Фуа, чье сердце без измен,

Чтоб грозным рыцарям Креста дать бой у этих стен.

Уж скоро дрогнут небеса и ад услышит стон!

Ведь хочет рыцарь де Берзи, отважен и умен,

Друзья и родичи его: Монсо, Обри, Буйон -

Настичь сеньора де Фуа, одев железом стан,

Равно в пределах городских иль средь лесных полян.

Настала вешняя пора, когда весь мир влюблен,

И вот отважный юный граф, чьим светом озарен

Весь мир, все души и сердца, как солнцем — зелень крон,

Тулузы истинный сеньор, наследник двух корон⁸,

С дружиной двинулся в поход под колокольный звон.

Но кто же был в далекий путь сим юным графом зван?

Любезный Богу Амальвис, сеньоры Юк, Бертран,

Пейре Наваррский, славный дон, летами умудрен,

Ла Мотт, уверенный в бою, и дерзостный Гурдон —

Все, в ком душа не умерла, кто пылок до седин.

Наемный рыцарь и файдит, сеньор, простолюдин

Спешили право поддержать и защитить закон.

В Базьеж, в стан графа де Фуа, своих покинув жен,

Явился весь тулузский люд, будь ратник иль барон,

Здесь были стяги и цвета достойнейших корон.

И молвил людям юный граф, отвагой наделен:

«Сеньоры! Скоро грянет бой. Придав копью наклон,

Лавиной движутся враги — Фуко, Ласи, Ален.

Вдали я вижу их гербы, я вижу стяги стран,

От коих мы несем урон, что встарь от басурман,

Но я в победу чужаков не верю ни на гран!

Грядет для рыцарей Креста день скорбных похорон,

Ведь до сих пор, клянусь клинком, что кровью обагрен,

Со мною не было бойцов, чей дух столь укреплен,

Столь дивных войск не видел свет с начала всех времен!»

И так сказал Рожер Бернар, что не для зла рожден:

«Сеньоры! Радости огонь в моей душе зажжен,

Ведь те, кем горд Тулузский край, кем славен Каркассонн,

Готовы, встав в одном строю, поставить злу заслон.

Увидим, кто из нас бахвал, чья слава — прах и тлен!»

Без страха молвил граф Раймон, как истый сюзерен:

«Во имя Девы пресвятой, прекраснейшей из донн,

Пусть Бог не жизнь мне сохранит, но даму и Нарбонн!⁹

Клянусь, что я не отступлю и не сверну знамен,

Пока последний из врагов не будет истреблен.

К оружью! Ибо час настал: мы клином выбьем клин,

В том нам поможет Иисус, наш Царь и Господин.

И пусть все рыцари Креста, кем горд французский стан,

Все, от нормандских храбрецов до гордых парижан,

Своих пришпорят скакунов, летя как ураган,

Мы примем этот бой».