Песнь о крестовом походе против альбигойцев. Лесса 203

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

Мы город приступом возьмем, гоня измену вон,

И все богатства горожан поделим без препон».

«Сеньор, довольно хвастовства, — тут возгласил Краон, —

Врага за бороду схватить легко ли, если он

Не только ловок и могуч, но и вооружен?

Оружье, пища и вода — все есть у горожан.

Мы шли на штурм сто раз на дню, одев железом стан,

Но горожане, стар и млад, покинув бастион,

Всегда давали нам отпор, имея свой резон».

«Сеньор Краон, — вскричал легат, — оставьте этот тон!

Кто возвышает горожан, сам должен быть причтен

К смутьянам и еретикам, чей разум раскален.

Я наказанье вам даю, чтоб клином выбить клин,

Велю на хлебе и воде поститься день один,

И впредь, вас искренне любя, мой дорогой барон,

Предупреждаю, чтобы вы и граф де Суассон

Тех перестали защищать, кто Папой осужден».

«В чем я виновен, кардинал? — воскликнул паладин. —

Нигде не сказано о том, что должен господин

Страдать, коль в бедах виноват слуга-простолюдин¹.

Владеть наследием отца по праву должен сын,

Весь мир о чем-нибудь ином не слышал и в помин,

И с тем, что вотчину свою утратит граф Раймон,

Не согласятся никогда ни Право, ни Закон.

Когда б я знал, что Церковь-мать готовит мне капкан,

Моей здесь не было б ноги, скажу вам не в обман».

«Сеньор, — воскликнул граф Монфор, — едва ли тот умен,

Кто спорит с пастырем святым. Всевышним умудрен,

Прелат указывает путь, незримый для мирян,

Всецело Церкви доверять есть долг для христиан».

Меж тем на долы и поля вечерний пал туман;

Когда же солнце поднялось, гоня росу с полян,

Монфор в порядок боевой привел французский стан.

«Мне в вас нужда как никогда! — воскликнул граф Симон. — Мы к укрепленьям, что хранят Тулузу испокон,

Придвинем башню, а затем, раскрыв шелка знамен,

Сей город приступом возьмем, враг будет посрамлен.

Мы так сумеем возместить и мой, и ваш урон,

Вдобавок Господа почтим, разрушив Зла притон».

Сигнал к атаке прозвучал. И вот под свист и стон

Толчками башня подалась и доползла до стен.

Как ловчий выпускает птиц, к нему попавших в плен,

Навстречу соколу, со стен так вниз слетел валун,

Крушенье башни возвестив, начало и канун.

Ремни на башне разорвал тот камень-исполин,

И так воскликнул граф Монфор: «Ужель средь злых годин Всевышней волею Христа и тот не огражден,

Кто кровь за веру проливал², крепя Господень трон?

И так рекли ему в ответ и ратник, и барон:

«Не все потеряно, сеньор! Враг будет сокрушен».

Французы, «кошку» повернув, спешат начать разгон.

Им кажется, что цель близка, что путь не прегражден.

Вновь башня двинулась вперед, как вдруг, никем не ждан,

Ударил в крепь второй валун, будто лесной кабан.

Такой раздался шум и треск, что задрожал Нарбонн,

Крепь разлетелась на куски, распался в прах заслон.

Увидев в этом тайный знак, большой беды канун,

Французы бросились бежать, как от ножа — каплун,

И пали многие из них, устлав телами склон.

Один остался граф Монфор. Свиреп и разъярен,

Он смертью рыцарям грозит, проклятья шлет вдогон,

Но побоялись чужаки стать пищей для ворон,

Болезнь, увечье получить иль умереть от ран.

Меж тем Тулузский граф Раймон, ни на гнилой каштан

Спесь крестоносцев не ценя, всех городских старшин

И всех соратников своих — защитников куртин,

Не стал бы вместе созывать, не будь на то причин.

«Скажу, сеньоры, — рек Комменж, — что я не огорчен

Наличьем у французских войск осадных средств, причем

Враг на защиту этих средств всецело отвлечен.

На штурм надеется Монфор, забыв покой и сон,

А я — на добрый урожай, что от грозы спасен!»

«Сеньоры, — рек Бернар Комменж, — пускай со всех сторон

Грозят нам рыцари Креста, однако стали звон

Напомнит им, что недалек день скорбных похорон.

Французам в битве роковой мы не покажем спин,

Но руки обагрим в крови, обрушив на вражин

Всю силу палиц и мечей, рогатин и жердин».

«Сеньоры, — так сказал Казнак, — я вижу в вас мужчин,

Что не привыкли отступать. Сколь ни ожесточен

Ваш враг, идите смело в бой, сплотясь к плечу плечом.

Когда же башня подползет, пузата, словно чан,

Мы с вами сможем на огне поджарить парижан!»

«Сеньоры, — произнес Линар, — враг злобой обуян,

И нужно город обнести, тем устранив изъян,

Стеной из тесаных камней, что не пробьет таран.

Когда мы город оградим, имея свой резон,

Добротной каменной стеной, что выше крыш и крон,

Ни град камней из катапульт, ни полный стрел колчан

Не испугают горожан, и я гнилой каштан

Не дам за войско чужаков, позор всех христиан».

«В моей душе, — сказал Далмат, — нет страха ни на гран,

Но если втуне пропадет совет, что нам здесь дан,

Я ни за что не поручусь, столь враг свиреп и рьян».

Сойдясь на том, что, коли так, не будет разорен

Их город, все пришли на зов. И консул, наделен

Всей властью, управлял людьми, имея четкий план,

Капитул дело направлял, скажу вам не в обман,

И щедро труд вознаграждал, сколь ни пустел карман.

Никто мудрей не поступал с начала всех времен:

Так застучали топоры, что дрогнул небосклон,

Шел в дело всякий инструмент, кем ни приобретен,

Никто отлынивать не смел, где б ни был он рожден.

И все, от маленьких детей до плод носящих донн,

Трудились с песней на устах, хоть труд был напряжен,

Стараясь стены укрепить и возвести донжон.

Обрушил враг на горожан всю мощь своих машин,

И катапульт, и требюше. Порой слетал кувшин

У водоноса с головы, стрелою сбит; кафтан

Порою дротик разрывал; но ни один виллан,

Купец иль юный мальчик-паж, отвагой наделен,

Своей работы не бросал, на подвиг вдохновлен.

Не дрогнул ни один.