Песнь о крестовом походе против альбигойцев. Лесса 200

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

Вперед ведет свои войска, укрыв под сенью крон;

Лавиной движутся бойцы, спеша ему вдогон.

Вот скачет, всех опередив, сам доблестный Краон,

За ним — сеньор Готье Камбрэ, затем сеньор Блезон,

Де Рош, уверенный в бою, и дерзостный Курсон.

Стремятся захватить врасплох тулузский гарнизон

Сеньор Робер де Пикиньи, Жильбер Мобюиссон,

Сеньор Жерар де Ла Трюи, сеньор Ренье Ранкон,

Неколебимый де Скорай и доблестный Шалон.

Вонзили шпоры в скакунов, придав копью наклон,

Ле Вотр, идущий напрямик, забыв покой и сон,

Люзе, что яр и горделив, и опытный Буйон,

Сеньор Рауль де Пуатье, сеньор Рено Фризон.

Спешат, знамена развернув, грозя со всех сторон,

Сеньор Берзи и рыцарь Нель, Бомон и д’Орион —

Посланцы Франции самой, бойцы из многих стран,

В сяк дикой злобою объят и спесью обуян.

Взметнулись вверх песок и пыль, как будто пал туман...

Но те, кто город защищал от дерзких парижан,

Всей грудью встретили врага, скажу вам не в обман.

Сердца защитников тверды, всяк ловок и умен.

Весь люд, и знатный и простой, чей не был дух смятен,

Отпор всем рыцарям Креста дал там, где Монтегон¹.

Бойцов отнюдь не испугал атаки ураган,

Ведь с ними был Рожер Бернар, сражений ветеран,

Де Л’Иль, уверенный в бою, под стать ему Гурд он,

Сеньор Бернар де Сен-Мартен², сеньор де Руссильон

И много воинов других в кольчугах до колен,

Никто из коих не желал попасть к французам в плен,

Явили мужество свое и сердце без измен.

Французы двинулись на штурм, заполнив дол и склон,

Один из них сломал копье, столь был удар силен,

Но ни настойчивый Ла Мотт, ни те, чей меч кален,

Не отступили ни на шаг, крича: «Раймон! Раймон!»

Вот сталь ударилась о сталь, раздался первый стон,

Смешались небо и земля, Тулуза и Нарбонн.

Немало здесь пустили в ход пик, стрел, камней, дубин

И палиц бронзовых, и гирь, рогатин и жердин,

Горящих факелов, булав. Рев труб и стали звон

Могли и мертвого поднять, колебля небосклон!

Удары сыпались дождем. Шелк стягов и знамен,

Вся упряжь, сами скакуны от грив и до попон,

Одежда рыцарей и слуг от пряжек до пластин —

Всё разом изменило цвет, став красным как рубин.

Всеобщий крик сводил с ума. Иной простолюдин

Спасался бегством через ров, в смятенье приведен,

Но тот, кто духом не ослаб, хотя и нес урон,

На поле брани пребывал, гоня французов вон.

Когда средь виноградных лоз пал мертвым Шодерон,

Хотели рыцари Креста для скорбных похорон

С собою тело унести, но войском горожан

Врагу на том клочке земли жестокий бой был дан.

Поднялись копья там и тут, возник живой кордон,

Холм стал колючим словно еж, со всех сторон стеснен.

Пока та сеча и резня шла у тулузских стен,

Фламандцы, коим чужд сей край и здешний сюзерен,

Пытались панику поднять, крича: «Краон! Краон!»

Под видом нищих чужаки бежали без препон

К Тулузе, словно бы узнав, что город покорен,

И думали раздуть пожар, тем напугав мирян.

Но горожане, хитрецам не веря ни на гран,

Им ребра начали крушить. В крови от тяжких ран

Вернулись в лагерь боевой отряды христиан.

Взошли в день Троицы святой³ ростки благих семян.

С утра был в церкви граф Монфор с толпою прихожан,

Затем он сам, его друзья — Бушар, Фуко, Ален, —

Фолькет-епископ, мерзкий лжец, что запятнал свой сан,

Немало клириков святых и кардинал Бертран

Сошлись все вместе на совет, чтоб выбрать верный план. «Сеньоры, — рек Симон Монфор, — я, право, удивлен

Упорству здешних горожан. Есть у меня резон

Терпенье ваше испытать, сколь срок ни удален.

Себе я места не найду, столь зол и разъярен,

Сумела горстка горожан поставить мне заслон,

Я столько денег потерял, как ни один барон,

И скоро по миру пойду, до нитки разорен.

Пошлю я Господу мольбы. Пусть мне Тулузу Он

Вернет — иль даст мне умереть⁴, стать пищей для ворон!

Ограды города крепки, их не пробьет таран,

Страх нужно жителям внушить, чтоб прочь бежал виллан;

Четыре сотни храбрецов, смутив враждебный стан,

Мы в грозной башне разместим⁵, прикрыв со всех сторон;

Ту башню сталью укрепим, всяк будет защищен.

Мощнее башни мир не знал с начала всех времен!

Ни сотня мощных катапульт, ни даже мальвезин,

Ни тучи дротиков и стрел, что мечет враг с куртин,

Бойцам вреда не причинят, не дрогнет ни один.

Когда полк будет от врага укрыт и огражден,

Мы прямо к стенам городским придвинем бастион

И сможем город захватить, что нами окружен.

Пусть в схватке рубятся бойцы всех боевых дружин,

Пусть кровь рекою потечет, окрасив дол в кармин,

Пусть ветер пеплом и золой засыплет ширь равнин —

Иль сам в сраженье я паду, как истый паладин.

Мы искупаем Льва в крови, чтоб задрожал смутьян!»

«О граф, — воскликнул кардинал, — тому цена — каштан, Кто свято верит в чох и сон. Чтоб не попасть в капкан,

Доверьтесь Церкви пресвятой, как было испокон.

Кто меч за Церковь поднимал, кто чтил Святой Закон,

Тот будет за свои труды с лихвой вознагражден.

Готовьтесь к бою. Час настал. Сей город осужден».

Предстал пред графом тут гонец, воскликнув: «Суассон

К вам в помощь рыцарей ведет, одев железом стан».

«Друзья, пойдемте их встречать», — баронам рек норманн, Веселья не сдержав.