Песнь о крестовом походе против альбигойцев. Лесса 169

Монфор идет на штурм укреплений окситанцев

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

Я на воротах прикажу повесить горожан,

Чтоб впредь не поднял головы изменник и смутьян!»

Сказал Монфору Юк Ласи, избрав суровый тон:

«Готов ли суп, любезный граф? По вкусу ль поперчен?

Вы в силах только полагать, каков бы ни был план,

Дано Христу располагать судьбою христиан.

Легко ли город покорить, что нами окружен?

Любовь в сердцах у горожан воздвигла бастион,

Им графа юного в князья Господень дал Закон,

Христос — духовный их Отец, Раймон — их сюзерен;

Лишь страх принудил горожан идти тропой измен,

Когда их городом владеть стал Лев, Кресту взамен!¹

Насилье, граф, ведет ко лжи. Все клятвы — прах и тлен,

Когда тому принесены, кто взял обманом лен.

Нет, не по праву юный граф своих земель лишен,

А там, где право пало в прах, любой упрек смешон.

Вас, граф, во многом упрекнуть имею я резон.

Иль все мы здесь сошли с ума? С начала всех времен

Столь тщетно ветер не взвивал шелка ничьих знамен,

Ведь о лишениях враги не слышат и в помин:

У них отличная еда, прекрасный выбор вин,

Им в день привозят корабли со снедью сто корзин.

Жара бокерцев не томит, их шлем не раскален,

А нас пугает жаркий день и ясный небосклон,

И черств тот хлеб, что мы едим, и плох, и пресен он.

К тому же в действиях своих враг вовсе не стеснен,

Бокерцы могут покидать свой город без препон,

Держа нас в страхе день и ночь. Забыв покой и сон,

Мы ночью не снимаем лат и меч наш обнажен.

Мы здесь попали в сущий ад. И столь тот гнет силен,

Что все здесь заживо гниют и не слабеет стон».

Но граф ответил: «Не пришел день скорбных похорон!

И есть у вас и у меня святая цель, барон.

Кто телом жертвует своим, крепя Господень трон,

В рай после смерти попадет, от вечных мук спасен».

Воскликнул доблестный Руси:² «Клянусь, что граф Симон

Имеет сердце короля. К чему нам слов туман?

Спасаться бегством королю не позволяет сан!

И чтобы в скупости, сеньор, вас не винил мужлан,

Купите нам других коней, свой облегчив карман.

Тогда будь вплоть до Рождества сей город осажден,

Мы непременно победим, освободив донжон».

«Итак, — сказал Ги де Леви, — успех не предрешен,

Коль могут жители кормить своих детей и жен;

Не заперт в городе своем враждебный гарнизон».

До Богородицына дня³ никто не нес урон;

Когда же, праздник возвестив, поплыл над миром звон,

Немало седел боевых легло на ткань попон.

Взялись французы за мечи, всяк был к оружью зван,

В своем шатре любой барон и каждый капитан⁴

Стянули на броне ремни, одев железом стан.

Жестокость в сердце у бойцов нашла себе притин;

И в битве жалости не знал отважный паладин,

Который опытен и мудр и не для зла рожден,

Вооружением богат и силой наделен.

Я вам, сеньоры, назову лишь несколько имен:

Там был отважный де Берзи, затем сеньор Эмон,

Сеньор Тибо, сеньор Пейре, что спесью обуян,

И Ги, достойнейший барон, чей не пустел карман.

Отряд в приюте Сен-Лазар⁵ был тайно размещен.

Когда же солнце съело тень и опалило склон⁶,

Пошел на штурм Симон Монфор, поставив жизнь на кон,

И горожан атаковал, готовя им капкан.

Французы, выстроившись в ряд, скажу вам не в обман,

К самим воротам Ла-Круа⁷ спешили меж равнин,

И первым ехал граф Монфор, став во главе дружин.

За графом ехал Амори, его достойный сын,

Сеньор Ален, сеньор Фуко, в ком страха ни на гран...

Шли прямиком через сады отряды парижан,

Ревели трубы и рога, бил громко барабан.

Те, кто ворота защищал и был у самых стен,

Воззвали в страхе к небесам, предвидя смерть и плен,

Какой-то бес им нашептал, что город покорен,

Они, оружье побросав, все побежали вон⁸.

Но те, кто опытен и мудр, отважен и силен,

Отнюдь не бросились к реке, пустившись вплавь средь волн

Не сели, плача и скуля, на лодку или челн,

Но лучник взял свой верный лук и полный стрел колчан,

А рыцарь сел на скакуна, вдев ногу в сталь стремян.

Шел им на помощь весь народ, не важно, стар иль юн,

Иные прибыли пешком, иных принес скакун,

И был их сердцу звон мечей милее пенья струн.

Так много рыцарей и слуг сошлось у тех куртин⁹,

Что враг пустил коней в обход, гоня их на Ла-Винь.

Был топот множества копыт похож на шум лавин,

Ведь мчалось войско чужаков, тревожа сон долин,

Туда, где ждал засадный полк, в готовность приведен.

«Сеньоры, — рек Рауль дель Гва, — беда со всех сторон,

Давайте тот захватим вход, что слабо защищен!»

И вот, пришпорив скакунов, спешат врагу вдогон

Достойный Юк де Ла Балас, что битвой упоен,

Сеньор Лаэнс, сеньор Имбер и Ги де Каваллон,

Чтоб грудью встать за весь Прованс, Тулузу и Нарбонн.

Гильем Минервский, славный пэр, Раймон де Монтобан,

И славный рыцарь Аземар, и доблестный Ростан,

И с ними — лучшие бойцы, кем горд тулузский стан,

Врагу, что их атаковал, не показали спин.

Сражались рядом в том бою сеньор, простолюдин,

И много было там секир, стальных мечей, жердин,

Булав, и дротиков, и стрел, рогатин и дубин.

Бокерцы, обнажив мечи и дав копью наклон,

Сражали насмерть чужаков, поставив злу заслон.

Пришлось французам тяжело. Им в грудь летел валун;

И лучник меткою стрелой, а я отнюдь не лгун,

Пронзал арабского коня, что быстр как ураган.

Со стен кипящая вода лилась за чаном чан,

И не один павийский шлем мечом был рассечен.

Столь был упорен ратный спор, столь бой был напряжен,

Что умер рыцарь не один, став пищей для ворон,

Лежать остался весь в крови, во цвете лет сражен.

Одни кричали: «Граф Монфор!», другие: «Граф Раймон!»

Страдает раненая плоть, луг кровью напоен.

Столь храбро бились те бойцы из разных мест и стран,

Они друг другу нанесли столь много тяжких ран,

Что всяк доволен был собой, на подвиг вдохновлен

И, думаю, гордился тем, что не был дух смятен.

О битве песня говорит, беря сердца в полон!

Когда увидели враги — Фуко, Ласи, Ален, —

Что им преград не одолеть, не выбить клином клин,

Они в свой лагерь боевой ушли все как один.

Вот так у городских ворот французам бой был дан.

И, чтобы муки облегчить, уменьшить злую дань,

Пустили в дело лекаря и соль, и мазь, и ткань,

Бальзам, и воду, и яйцо, как было испокон.

Пусть боль тяжка, но знали все: Бокер не побежден

И выгод не добился враг и на гнилой каштан.

Никто, и даже граф Монфор, скажу вам не в обман,

Не страшен храбрецам.